4, 5 и 12 февраля в драмтеатре имени Достоевского состоится премьера криминального мУзЫкла «Опера нищих» по мотивам пьесы Бертольта Брехта «Трехгрошевая опера», где актеры ломают стены и гротескно играют бандитов, проституток и нищих. Ожидаемый спектакль «на котурнах» ставит горячо любимый семейскими театралами петербургский режиссер Рача Махатаев, создатель «Ревизора», «Сиротливого Запада», «Завтра была война» и «Тартюфа». Пятый спектакль, который Рача ставит в своем родном городе, обещает удивить, заворожить и, конечно же, заставить задуматься. Но как? Волшебным рецептом предстоящей премьеры поделились режиссер и актеры театра. Небольшой спойлер – театр впервые поделится саундтреками спектакля, написанными актерами театра.
«Опера нищих» – спектакль по мотивам пьесы Брехта, а это значит – иное видение, иной подход и узнаваемый почерк создателей.
– Основа осталась, но текст изменился. Так как это по мотивам, мы позволили себе немного наглости свободно обращаться с пьесой. Я думаю, никакой грубости мы не допустили и рамок не перешли, – признается Рача Махатаев.
Главные действующие лица спектакля: Мэкки-Нож – Ярослав Жуков, Джонатан Джеремия Пичем – Андрей Глушков, Селия, его жена – Валентина Инешина, Полли, его дочь – Зарина Левицкая, Пантера Браун – Вячеслав Макеев, Люси, его дочь – Ксения Карельская, Дженни-Малина – Виктория Щеголева и Елена Калинина, Филч – Егор Ермолаев.
— Мы уже вышли на финишную прямую в процессе постановки спектакля. Спектакль должен получиться очень интересным и необычным. Будет много общения со зрителем – отсутствие так называемой «четвертой стены». История получилась интересная и актуальная, несмотря на то, что написана почти 100 лет назад, в 1928 году. Жанр мы определили как «криминальный мУзЫкл». В нашем спектакле много хорошей и стильной музыки, которую создал композитор и актер Ярослав Жуков, он же исполнитель главной роли – Мэкки-ножа. У нас замечательный и дружный актерский ансамбль. Это уже наша пятая постановка с режиссером Рачей Махатаевым. Каждый раз мы узнаем для себя что-то новое и лучше понимаем друг друга. В целом история получается стильная и захватывающая. Думаю, нашим зрителям будет интересно следить за развитием сюжета. Приглашаем всех к нам на премьеру! – делится актриса театра имени Достоевского Ксения Карельская.
А теперь обо всем по порядку.
Свобода сотворчества и варево идей
Рачу Махатаева труппа русского семейского театра характеризует как неповторяющегося, смелого, разнокалиберного творца, со спектаклями которого театр не раз становился победителем и лауреатом международных и республиканских фестивалей. Режиссер признался, что каждый свой последний спектакль, поставленный в родном городе, считает самым удачным, пусть и «хочется верить, что лучший спектакль еще впереди», но свое первое детище «Ревизора» выделил.
– На самом деле, я уже давным-давно захотел взяться за этот материал именно в Семее, мы с Яковом Вениаминовичем запланировали этот спектакль и вот, наконец, идея осуществится. Сама эта среда, которая есть в пьесе, кажется очень близкой, потому что я знаю Семей. И знаю труппу, знаю, какая она музыкальная, все владеют инструментами, поют, чувствуют музыку. Эта труппа, говорю, положа руку на сердце, является моей любимой. Благодаря пятилетнему опыту уже давно возникла общая единая философия театра. Есть некое единое понимание того, ради чего все это происходит, зачем нужны спектакли, что мы должны в них говорить. Что театр – это пространство смыслов, а не развлечений, о чем, собственно, говорил и сам Брехт. Что театр занимается вопросом проблематики человека, взаимоотношении людей друг с другом и пространством. У нас возник единый смысл, – говорит Рача. — Благодаря этому, очень легко получается сочинять. И у нас нет такой позиции, что я режиссер, а они актеры, и они исполняют полностью мою волю. Мы как-то так научились творить вместе, сообща. И я работаю не только со своими идеями, мы как варево идей, образов, фантазий, смыслов. И из этого потом уже получается спектакль.
Актеры театра Достоевского с готовностью подтвердили его слова. Вот что говорит о Раче актер и композитор Ярослав Жуков.
– К примеру, Олег Плаксин хороший режиссер в том плане, что он мне многое дал в процессе репетиций. Я музыкант, мне сложно работать с образованными ребятами с большим опытом работы в пространстве театра. Я на уровне подсознания выхожу на своего персонажа. Плаксин, с долей своей занудности, дал мне возможность строить своего персонажа, застраивая сцену. У тебя монолог большой и ты должен нести этот монолог через определенные эмоциональные оттенки. Пройдя это, нужно зафиксировать это все в голове и идти уже от себя через все эти чувства. Это такой определенный «Форт Боярд», по которому ты должен пронести все, что есть у тебя и твоего персонажа внутри, то есть, как он должен меняться, проходя через все это. Это было сложно, но поучительно, я ему очень благодарен. Если говорить о Раче, это свобода сотворчества. То есть, если Плаксин приезжает и говорит, что видит это вот так, хочет так, и все вынуждены подгоняться под него, то Рача говорит: «Ребята, свобода! Просто молотите всякую ерунду, собирайте всех соседей, главное – делайте это безответственно». Иначе все выходят на площадку и стараются собраться, зажимаются. Сложно просто взять и вывалить все то, что ты у себя в голове насобирал. Тебе нужно соответствовать персонажу, ты себя загнал в его рамки. Рача велит нам отбрасывать это все. И когда появляется эта атмосфера безответственности, набирается такой комок веселых моментов, бешеных экспромтов, которые в итоге формируют весь спектакль: глупости, песни, зацепки. Очень многое рождается, когда ты безответственен в этом плане. Поэтому работа с Рачей, по-моему, самая продуктивная. Конечно, многое зависит от труппы, где-то она не так податлива, в каких-то театрах попадаются «мы такие заслуженные, к нам не подойди», у нас в этом плане попроще. Мы не такие высоко задранные носы, у нас нет снобизма. С этой точки зрения Рача очень большой молодец, он не загоняет актеров в рамки. Очень важный момент, что он отталкивается от человека в первую очередь. Он разглядывает актера с разных сторон, пока он демонстрирует все, что он может. А потом предлагает попробовать новое, зайти с другой стороны, искать, искать! И со временем, актер сам догадывается, что нужно режиссеру, остается только зафиксировать найденное. Он раскрывает актера и это круто, – рассуждает Ярослав.
В постановочной команде создателей «Оперы нищих» также участвуют художник Ксения Бодрова, чью великолепную работу семейчане оценили на «Тартюфе» и хореограф Анастасия Чистюхина, с которой труппа театра Достоевского творит впервые.
– У нас с Ксенией единое понимание как работать с пространством, прокладывать связь между ним и актерами, автором. Поэтому нам достаточно легко работается. Да и к тому же Ксения большой профессионал своего дела. Она все-таки занимается технической стороной, исполнением. Помимо того, что она оформляет спектакль, рисует эскизы и сочиняет художественно все, чего касается глаз зрителя, начиная от программки, заканчивая, извините, носками, она еще и контролирует исполнение. А это требует больших и сильных волевых качеств, скажем так, лидерских, которые должны быть у художника, чтобы это все состоялось. Потому, что придумать, нарисовать – это одно, а вот довести до качественного исполнения – это другое. С Ксенией театр уже работал, мне спокойно, я не переживаю за то, что что-то будет не так, – рассказывает режиссер.
Режиссер отметил, что Ксения и Анастасия являются выпускницами одной театральной Питерской академии, ровно как и он сам, возможно поэтому они сходятся во мнении и сливаются в работе весьма удачно. К слову, Ксения – ученица Эдуарда Кочергина, великого мастера сценографии.
– Костюм транслирует. Ты его надел и уже чувствуешь, что ты несешь. У нас очень крутой художник Ксения Бодрова – костюмы прекрасные, стильные, сценография на высоте, свет выставлен очень здорово. А еще, она собирает костюм персонажа на месте, отталкиваясь от наших особенностей, а не приезжает с готовыми эскизами и ставит нас перед фактом, – описывает Ксению Ярослав.
В силу музыкальности премьеры, очень важную роль в его создании играет труд хореографа. Анастасия Чистюхина – проверенный член команды Рачи, которому он всецело доверяет.
– Анастасия Чистюхина каждый день проводит тренинги, настраивает актерский аппарат для работы над этим материалом. Потому, что это все-таки немного другое существование, я бы сказал, приподнятое, на котурнах. Спектакль требует очень много пластики, а чтобы на это настроиться, у нас есть тренинги, они каждый день меняются, их очень много, и они сочиняются на ходу. Это моя первая работа с приглашенным со своей постановочной команды хореографом. До этого мы работали с хореографами местными, но так как этот спектакль все-таки мУзЫкл, там очень много пластических решений, понадобилась помощь профессионала. У нас есть тот же единый культурный контекст, в котором мы варимся, и коннект есть. Наши галактики близки друг к другу, – заверяет Рача Махатаев.
«Эффект отчуждения»
Нельзя отрицать, что творчество Бертольта Брехта является одним из самых парадоксальных в драматургии крайних веков. Он был не только теоретиком-новатором, но и практиком-реформатором, который проводил опыты в театре. Некий «эффект отчуждения», который в семейском театре доныне не практиковался, должен еще больше отличить новый спектакль от всех существующих.
– Суть в том, что в материале Брехта актер не должен пропускать все через себя. Есть некая тема отчуждения. Как я объясняю актерам: я представляю образ, я не погружаюсь в него, я не проживаю его, все тонкие психологические нюансы персонажа не пропускаю через себя, а показываю зрителям. При этом остается мое отношение к нему. Актеров – вот, что мы видим на площадке. Не образы. Вопрос очень сложный, плотное изучение «эффекта отчуждения» началось недавно и я думаю, что закончится нескоро, не один год, если уж не всю жизнь, я буду в это погружаться. У нас был небольшой опыт в студенчестве, робкие попытки прикоснуться к этому материалу, – объясняет режиссер.
«Эффект отчуждения» дал возможность актерам «покопаться» вместе с режиссером и примерить на себя любопытный принцип игры.
– Проводятся определенные тренинги. Нам говорят – транслируйте своего персонажа, играйте, не живите им, а показывайте. Визуально получается слегка «на котурнах», гротескно, наигранно. Мы должны транслировать то, что мы играем. У Брехта такой подход, что ты должен раз!.. и скинуть своего персонажа, тут же рассказать, что в следующей сцене будет то-то, то-то. Вот ты был конферансье, а потом раз!.. и надел маску, ты уже бандит с ножом. У нас не хватает людей в труппе, состав достаточно большой, много бандитов, нищих. Главные персонажи застолблены, они идут через всю пьесу, а остальные в процессе пьесы квалифицируются то в священника, то в нищего, бандита, – делится Ярослав.
Разрушение «четвертой стены»
Брехта часто сравнивают с Константином Станиславским, противопоставляя их философию театра. Легкий пример – разрушение Брехтом «четвертой стены», возведенной Станиславским. Что это вообще значит?
– Не хотелось бы прибегать к таким крупным фамилиям, потому что в двух словах об этом не поговоришь и не хотелось бы поверхностно об этом разговаривать, но если коротко, по Станиславскому актер, существуя на площадке, вживается в роль, взаимодействует с персонажами, не имея в виду зрителя. Он его как бы не видит. И выстаивается воображаемая четвертая стена между зрителем и сценой. В этом спектакле ее нет, как и у Брехта. В его философии театра, в его системе, так скажем, нет этой «четвертой стены», он убрал ее. И актер берет зрителя во внимание, напрямую с ним взаимодействует вербально и невербально, и втягивает его в спектакль смелее, – растолковывает Рача Махатаев.
Пусть термин и родом из театра, он касается также и фильмов, и книг, и комиксов. Один из популярнейших разрушителей «четвертой стены» из комиксов и фильмов – Дэдпул, осознающий, что он вымышлен и напрямую ведущий диалог со зрителем.
– Мы ломаем. Например, у нас диалог, а потом ты поворачиваешься к зрителю и говоришь «Ребята, на самом деле я совсем другое хотел сказать». Пообщался со зрителем и снова в сцену. Там много открытых ходов, когда актеры откровенно общаются со зрителем, и все ему рассказывают. У самого Брехта был такой подход, он заранее выкладывает все то, что произойдет в следующей сцене. Изначально все взяли, вывалили, а теперь – смотрите, мы играем, – говорит актер театра Ярослав.
Музыкальное оформление
Как уже отметил режиссер, труппа действительно очень талантливо использует очень важную составляющую театра – музыку. Музыкальное сопровождение предстоящей премьеры написали сами актеры – Ярослав Жуков в сотворчестве с Александром Суховым. По словам Ярослава, в театр он попал изначально как музыкант, но захватывающие репетиционные процессы, завораживающая атмосфера творческой работы за рождающимся спектаклем Андрея Глушкова «Зверь», кипящая жизнь за кулисами не отпустили будущего актера, который в «Опере нищих» сыграет ключевую роль. Спектакль по мотивам пьесы Бертольда Брехта не первая постанова с изобилием музыкального творчества труппы театра имени Достоевского. Ярослав Жуков также трудился над саундтреками спектаклей «Тартюф», «Завтра была война», «Слова назидания», «Жить… Жить… Жить…». С еще одним коллегой, Юрием Шутко, они работали над «Ханумой», а «Дороги судьбы» по словам Ярослава, собиралась общими усилиями.
– Всего около 13 песен. Четыре-пять из них написал Саша. Было очень удобно работать в паре. Когда меня не хватало, Саня мог со стороны поглядеть и прислать то, что вписывается. Например, одну из главных тем написал он. Мы как работали? Рача задал нам всю эту историю в сентябре, а приехал за неделю до нового года, до этого мы через интернет скидывали зарисовки, он выбирал. За три месяца я начал уже ковырять, несколько композиций было готово. После нового года началась плотная работа, пошел активный процесс. Саша присылал в акустическом варианте, а я разрабатывал всю историю с инструментами, как что должно звучать с технической точки зрения, кто как будет петь. Потому, что задействован не только певец, а еще и хор, который сзади пляшет. И чтобы все это симпатично, клево звучало, это нужно брать и сопоставлять с реальностью, которая у нас есть, что мы можем технически организовать на сцене. Весь этот объем лежит на мне и на Андрее Жигулеве, нашем звукорежиссере. Я не знаю, к какому жанру музыку «Оперы нищих» можно отнести. Честно говоря, я начинаю теряться в жанрах, если я раньше делил музыку по ним, то сейчас все как-то размазалось: здесь какой-то поджанр, тут другой. Пусть это будет просто криминальный мУзЫкл, как Рача назвал, – рассказывает Ярослав Жуков.
Режиссер объяснил, почему жанр спектакля именно слегка небрежный «криминальный мУзЫкл».
– Так как мы решили, что это все-таки по мотивам Брехта, мы не стали брать музыку Курта Вайля, которая была написана для этой пьесы. Все музыкальное оформление – творчество самой труппы. Она талантливая, поющая, музыкальная, но претендовать на мюзикл не хочется, мы все-таки не профессиональные певцы, а драматический театр. Но так получилось, что у нас очень много музыки, так называемых зонгов. Зонг – это Брехтовский термин, грубо говоря, песня. Это откровенное высказывание актера, только в музыкально-поэтическом виде. Собственно говоря, в «Трехгрошовой опере» этого тоже много, — подчеркивает Рача.
Режиссер также отметил, что музыка спектакля не пытается воссоздать актуальное для действий спектакля время.
– Хотелось бы уйти от какого-то узкого временного контекста, и поднимать вопросы категории вечности, не привязывая ко времени. Так как этот спектакль максимально условный, театральный, тут никакой привязки не должно быть. Музыка абсолютно авторская и очень разнообразная. По мне, так она очень качественная. И не только театральная. Она самодостаточная и вполне себе может выжить как элемент искусства и вне театра, – считает режиссер.
К слову, композиции Ярослава действительно очень отличаются от оригинальных саундтреков пьесы, к тому же, актер сделал все, чтобы не повторить Вайля.
– Я специально не смотрел и не слушал оригинал, потому что есть опасность того, что ты автоматически начнешь копировать, это подсознательно работает. А я хотел свой подход найти, не хочется взять и повториться. Надо быть непохожим, что-то делать свое. Я потом услышал несколько композиций. Но это было написано 100 лет назад. Насколько сильно шагнула музыкальная инфраструктура, появилась возможность на компьютере создавать целый оркестр, по нажатию клавиш ты можешь создавать звучание скрипки, контрабаса, чего угодно, все это уже организовано и пользуется большим спросом. Поэтому набор инструментов под рукой гигантский, – отмечает Ярослав.
По словам композитора, в музыке с криминальными «вайбами», написанной к «Опере нищих», есть отголоски казахстанского рэпера Скриптонита, потому что по настроению и общей атмосфере исполнитель вписывается.
– Это криминальная обстановка: проститутки, бандиты, нищие – все те, кто живет абсолютно антисоциальной жизнью. И все мы, ребята, погрязшие во всех тех грехах, находимся на сцене и транслируем к тем, кого мы обираем, грабим. Нам удалось перенести атмосферу хоррора на площадку театра, а они все построены на ультранизких частотах, которые каким-то образом воздействуют на подсознание так, что человек начинает автоматически бояться. Музыка, которую мы слушаем в наушниках – это все коммерческие записи, чтобы ты мог услышать все максимально громко, они максимально компрессированы и зажаты в колбаску. А в театре этого можно не делать. Ты можешь расставлять гигантскую динамику, в начале она может звучать очень тихо, затем громче и громче, башнесносные всплески и обратно в пианиссимо, а потом снова форте. Запас динамики очень большой. И это очень здорово работает на зрителя, – продолжает актер и композитор.
Актеры утверждают, что этот уникальный спектакль предназначен все же для широкой публики. В «Опере нищих» очень много близкого, современного, понятного. Разноплановая, содержательная и цепляющая музыка. Чтобы перестроить историю столетней давности под современного зрителя, пришлось повозиться.
– В зонге в первую очередь акцент на текст. Музыка – хорошо, но она вторична. Зритель должен понимать о чем мы поем. Именно поэтому мы не можем говорить на сцене как Скриптонит, который жует слова. Потому что в песнях около 60-70% всего содержания материала. Их тексты пришлось менять, потому что мы их адаптировали под наше время, например, тогда не было ярко выраженного принципа куплет-припев. И мы подогнали под общее понимание музыки, расставили акценты так, чтобы это запоминалось. Как дополнительный эффект на зрителя. Длинные симфонии с различными ходами – это будет непонятное нагромождение. Мы не боялись что-то урезать, добавить, что-то сокращали, что-то подгоняли, переделывали, в общем, подходили варварски по отношению к тексту. Но суть сохранили, – признался Ярослав.
Отметим, что на протяжении всего спектакля актеры будут исполнять все песни и зонги вживую. Это привычная практика для актеров театра Достоевского, однако все же требует должного внимания.
– Так как это все-таки театр, а не эстрада, хотелось бы живой энергии, поэтому у нас в спектакле более чем достаточно живого исполнения. Актеры сами играют на инструментах, на фортепиано, на гитаре, поют. По мне, это очень важно для театра. Запись тоже возможна, если это режиссерский ход, решение сцены. Но здесь хотелось бы максимальной живой человечной энергии, – делится Рача Махатаев.
Напомним, что Ярослав Жуков не только занимается музыкой спектакля, он также играет главного героя пьесы Мэкки-Ножа. Разумеется, очень сложно успевать и то, и другое, однако Андрей Глушков умудрялся быть режиссером и актером одновременно, труппу театра Достоевского, живущую творчеством, работой не испугаешь. По словам Ярослава, Рача и коллеги относятся с пониманием к тому, что он «бубнит на репетициях с бумажкой, чтобы не тормозить процесс, когда ребята все уже знают текст», и ждут, пока он освоится. Когда же актеры делятся восторгом и любовью к происходящим за кулисами процессам, становится ясно, что все не просто так.
– Когда разбирается материал, это всегда очень интересный процесс. Ты приходишь, и с режиссером начинается такой контакт – он предлагает что-то, актер предлагает, у каждого свое видение, задаются вопросы касательно персонажей, начинаются поиски подводных течений, меняются ракурсы. И все это вырастает в громадный купол, в котором пространство насыщенно материалом, идеями, процессом, его можно резать, напоминает плотный-плотный кисель, с которого можно просто брать и вычерпывать информацию. И это очень полезно, для меня, по крайней мере. Я сажусь, остальные шепчутся, думают над персонажами, а у меня тут клавиатура, комп, барабаны, я сижу на гитаре тренькаю. Сыграл, в наушниках записал, и пока они там сидят, шушукаются, я включаю это и жду оценку. И первая реакция всегда подсказывала: если большинство оборачивается, значит, туда, если никто не оборачивается, пока ты там что-то тренькаешь, то не туда. Очень забавный процесс, – вспоминает музыкант.
Семейчанам нравится самобытная музыка, написанная актерами для театральной сцены, многие с удовольствием бы добавили ее себе в плейлист. Артисты поделились, что музыку с предстоящей премьеры планируется-таки выпустить в свет, и весьма необычным способом.
– Они закинули идею того, чтобы просто пустить это в город, чтобы люди слушали, это дополнительная реклама для спектакля, чтобы они приходили и смотрели, потому что этот момент отдачи очень важен для актера. Когда приходит зритель, который жаждет, хочет слушать, внимает, а не какие-нибудь школьники сидят, которым неинтересно. Пока эта идея касается только Трехгрошовой оперы. Если эта практика укоренится, то, может быть, и в будущем после премьер будем делиться музыкой из спектакля. Были идеи того, чтобы делать закладки с флешками по городу. Я не знаю, реализуем мы это или нет, но было бы забавно объявить конкурс, выложить координаты с обозначениями широты и долготы, где нужно подойди, допустим, к бомжу, дать ему воды и взять флешку, не знаю. Времени маловато, пока все нацелено на реализацию спектакля. Но песни будут загружены в сеть, это будет альбом, – рассказывает Ярослав.
Сама «Трехгрошовая опера» Бертольта Брехта – это не просто веселый и звучный мюзикл. Пьеса остро ставит социальные проблемы, показывает чудовищные последствия социального неравенства, несправедливость и утерю моральных ценностей, рисует зрителю границу между властью и безвластием.
– Мы все чернь, транслируем черноту, там нет ни одного хорошего человека, все твари, все гады, все друг друга предают, никто никому не верит, никто никому не друг. Но зло не таится в этих маленьких ребятах. Самый главный смысл спектакля в том, что зло глобальнее, и оно не в этих ворах, проститутках. Зло в иерархии, в пирамиде власти, там таятся основные масштабные проблемы, например развязывание войн, – отмечает Ярослав.
Спектакль порадует семейчан уже на следующих выходных – 4, 5 февраля – и повторится в этом месяце 12 февраля. Постановка адресована аудитории 18+.
Акбота КАБИМОЛЛАЕВА
